Она замерла, когда его руки опустились на ее живот, и пальцы нашли пульсирующую точку, почти немедленно возвратив к ней прежнее жгучее желание. Она жалобно проговорила его имя, и он снова притянул ее к себе на грудь и крепко обхватил ее бедра.
— Впусти меня, любимая, пока я еще не взорвался…
И с головокружительной естественностью, от которой все чувства Мэри взметнулись в невиданном вихре, он овладел ее телом.
Ее дыхание остановилось, и она содрогнулась от внезапности этого вторжения. Ей показалось, что он целиком завладел ее душой так же, как и телом. Дрожь охватила ее снова, когда он начал ритмичные движения, вовлекая ее в непреодолимый танец, который разжег пылавшее в ней пламя до нестерпимого жара. Сначала медленно, затем быстрее, их тела двигались, слившись, и Мэри показалось, что она не сможет больше выдержать ни единой секунды и тело ее разлетится на атомы, настолько нестерпимым было наслаждение. Откуда-то издалека до нее донесся голос Тони, который страсть сделала неузнаваемым:
— Не бойся, любимая, пусть это случится.
И в тот же миг весь мир словно распался на тысячу сверкающих осколков. И в экстазе она почувствовала, как Тони с возгласом освобождения качнулся в последний раз.
Блаженное спокойствие переполняло Тони, когда он лежал, медленно приходя в себя при свете мерцающего пламени камина. Он чувствовал себя опустошенным и в то же время наполненным новой радостью. Безвольное тело Мэри грациозно вытянулось вдоль его тела, и он ласково гладил его, восхищаясь атласной гладкостью ее спины и плавной округлостью бедер. Он помнил, какой красивой она была в объединивший их кульминационный миг, с запрокинутой назад головой, с волосами, льющимися водопадом на плечи. Приглушенный вскрик, который вырвался из ее губ, показался ему самым сладостным звуком изо всех, какие ему приходилось слышать. И ему хотелось снова и снова дарить ей это чувство раскрепощения.
Ее волосы лежали на его груди черным шелковым покрывалом, и, когда он осторожно пропустил через них свои пальцы, она слабо застонала:
— Я все еще жива?
Он довольно засмеялся, чувствуя как его сердце переполняет нежность.
— Да, милая. А вот я…
Она приподняла голову и посмотрела на него затуманенным взглядом.
— Неужели ты хочешь сказать, что никогда раньше…
Он улыбнулся, глядя на ее удивленное лицо.
— Именно такого со мной еще не случалось. То, что было у нас с тобой, нельзя сравнить ни с чем.
Она с улыбкой снова опустила голову ему на грудь.
— Ты доказал мне, что я распутная женщина. А каким будет шаг номер пять? Поминальной службой?
— Нет. Сейчас ты должна решить, хочешь ты лечь в постель или предпочитаешь оставаться здесь всю ночь?
Она снова вскинула голову и отвела волосы со лба.
— Ты имеешь в виду, что намерен остаться со мной?
— Если только ты не станешь возражать.
И он замер, ожидая ее ответа. Уйти сейчас казалось ему настоящей пыткой, но остаться он мог только с ее согласия.
Мэри помедлила лишь мгновение, затем прошептала, опустив глаза:
— Да, я очень хочу этого.
Он облегченно перевел дыхание, чувствуя даже легкое головокружение.
— Я надеюсь, что ты не рассчитывала хорошенько выспаться этой ночью?
Она взглянула на него широко раскрытыми глазами трепетной лани, с тем выражением, которое он так любил.
— Нет… не рассчитывала.
— Вот и хорошо. А теперь, если ты скажешь, где я могу найти пару одеял, я постараюсь, чтобы нам здесь было уютно.
Она хотела встать и помочь ему, но он не разрешил.
Соорудив у камина из подушек и одеял уютное гнездышко, он снова заключил ее* в объятия и осыпал ласками ее прекрасное тело. Страсть вспыхнула в нем с новой силой, и быстрее, чем он даже мог ожидать. Но на этот раз, когда он хотел привлечь ее к себе на грудь, она воспротивилась.
— Тони, — прошептала она мягко, поворачиваясь на спину и притягивая его к себе. — Мне кажется, что сейчас я хотела бы попробовать так…
Сердце его дрогнуло при виде той доверчивости, с которой она была готова отдаться ему вновь.
Я люблю тебя, Мэри. Он не был уверен, произнес ли эти слова вслух или просто подумал про себя, забывая обо всем в ее, таких желанных объятиях. Но правда, заключавшаяся в этих словах, обожгла его душу. Он любил ее. То, что он испытывал сейчас, не укладывалось в рамки ни к чему не обязывающего чувственного увлечения. Его восхищало в ней ее мужество, трогательное упрямство, преданность отцу. Но сильнее всего его восхищала та безоглядность, полнота чувства, с которой она доверилась ему.
И, ценя это доверие, он был особенно нежен и давал ей возможность привыкнуть к ощущению его тела. Сначала он чувствовал ее напряжение, но потом она сама устремилась к нему в пылком объятии. И во второй раз их сближение было еще восхитительнее. Потом уже он понял, что причиной этому была любовь.
Но ловушка для него заключалась в том, что он не мог сказать этого ей. Пока он смотрел, как она нежится в полудреме, озаренная золотистым светом каминного пламени, страдание, которое причинила ему эта мысль, потихоньку утихло. Так много стояло между ними нерешенных проблем, и на первом месте — ранчо ее отца. Если все выйдет по его замыслу, Мэри может возненавидеть его так, что вернуть ее любовь уже не удастся.
Боль, никогда ранее им еще не испытанная, пронзила его, как копьем. Однажды он уже потерял ее. Он не был уверен, что сможет еще раз вынести эту потерю.
Чтобы заглушить мучительные мысли, Тони крепко обнял Мэри и нечаянно уронил совиное гнездо. Птенец протестующе заверещал, и Тони пришлось выпустить ее, чтобы успокоить совенка.