Пальцы Тони легкими движениями касались напряженных мышц ее шеи, и скоро по всему телу начало разливаться тепло.
— И не было никого вокруг, кто мог бы тебе помочь?
— Нет. Я кричала несколько раз, пока он не зажал мне рот ладонью… но все было бесполезно. Он просто навалился на меня всей своей тяжестью. Мне некуда было увернуться в машине.
С губ Тони сорвался гневный возглас:
— Представляю, что тебе пришлось испытать. Жаль, что его уже не заставишь за это ответить. И Генри тоже.
Негодование, прозвучавшее в его голосе, подстегнуло ее рассказывать дальше:
— Но это не все. Он сказал мне… ужасные вещи. — Тони молчал, но Мэри чувствовала, что он ждет продолжения. — Он сказал мне, что я виновата в том, что случилось. Что это я завлекла его. И что он знает, что я такая же опытная, как и он сам. Он начал говорить о разных мерзких вещах, которые собирался сделать со мной. И продолжал даже после того, как… ему уже не хотелось. Я все пыталась выбраться из машины, но он не пускал меня. Когда Генри и Оливия вернулись, я была в истерике и едва могла говорить.
— Это не удивительно. Мэри, ты тут совсем ни при чем, что бы этот гад ни говорил тебе. Насилие — акт агрессии. Он ничего не имеет общего со страстью. Ты сказала, что Генри смеялся, узнав, что произошло. А что же Оливия?
Мэри закусила губу и нахмурилась:
— Оливия пришла в бешенство. Она набросилась на Эдди с кулаками, но Генри втолкнул ее ко мне на заднее сиденье. Она стала кричать, чтобы Генри немедленно отвез нас домой. Оба негодяя много пили в тот вечер, и когда Генри начал спуск с горы, в него словно вселился бес. Он принялся рисоваться перед нами, творить безумные вещи.
Мэри прижала руку ко лбу. В этом месте воспоминания всегда тускнели, растворялись в черном тумане.
— Я плохо помню дальнейшее… В полицейском протоколе было сказано, что Генри не справился на повороте с управлением, и машина падала с откоса футов двести, пока не ударилась о дерево. Мне говорили, что я успела вытащить сестру из-под обломков до того, как бензобак взорвался, хотя я почти ничего не помню. Но это уже не имело значения. Она была мертва.
Мэри тряхнула головой, отгоняя тяжелую картину, и невольно коснулась широкого плеча Тони.
— Да, адская ночь, — пробормотал он. — Не удивляюсь, что ты после этого долго не могла говорить.
Прерывисто вздохнув, Мэри продолжала:
— Потом стало известно, что Оливия ждала ребенка. Тут уж люди принялись судачить на все лады, а заодно и меня объявили виноватой, хотя я никогда…
— Ты была девушкой, — окончил он, когда она замолчала. — Я понял это. — Он глубоко вздохнул. — Какое ужасное знакомство с интимной стороной жизни. Не удивительно, что тяжелое дыхание вызывает у тебя отвращение.
Он осторожно провел пальцами по ее шее.
— Можешь не отвечать, если не хочешь, но… как к этому относился твой муж?
В другой ситуации Мэри уклонилась бы от ответа на подобный вопрос, но после всего, что она рассказала Тони, ей уже нечего было скрывать.
— Он не позволял себе расспрашивать о подробностях, но все же знал достаточно и никогда не требовал от меня более того, что я могла ему дать.
Тони вопросительно взглянул на нее. Даже в полумраке яркая синева его глаз всколыхнула в ее груди беспокойное, тревожное чувство.
— Я не могла дать ему страсти, — проговорила она тихо.
— Я хотел бы помочь тебе справиться с пережитым. — Он медленно повернулся, так что ее голова легла на сгиб его руки, и посмотрел на нее долгим мечтательным взглядом.
— Тони, я не могу, — пробормотала она, чувствуя, как учащенно забилось сердце.
— Не можешь поцеловать меня? — Его лицо приблизилось. — Вспомни, в прошлый раз это вышло само собой. Большего я не хочу от тебя.
Легким движением он прикоснулся своими твердыми, но гладкими и теплыми губами к ее устам, щекоча их… он делал так несколько раз, пока они не запылали. Когда Мэри почувствовала, что не выдержит больше, то сама подставила ему свои губы, чтобы случилось то, что так соблазнительно притягивало. Сладкая волна пробежала по ее телу, и совсем не было той необузданной алчности, которой она опасалась. Он прильнул к ее губам с нежной деликатностью, лаской отзываясь на ее призыв.
— Тебе было страшно? — спросил он, переводя дыхание.
Не отводя от него глаз, она медленно покачала головой. Его улыбка отозвалась в ней теплом летнего утра.
— Тогда, может быть, попробуем еще?
Он все улыбался, когда их губы снова соединились, и этот поцелуй отозвался в каждом уголке ее души. И даже несмотря на то что он коснулся ее губ языком, поцелуй был так же спокоен и нежен. А когда Тони оторвался от нее, она осознала, что хочет повторить все снова.
Но, к ее разочарованию, он совсем отпустил ее и даже слегка отодвинулся.
— Думаю, мне лучше уйти, пока я не вызвал у тебя неприятного чувства. — Он неуверенно посмотрел на нее. — А может, ты не хочешь оставаться одна? Я знаю, как трудно тебе было вытаскивать на свет эту историю.
— Нет, сейчас уже все в порядке, — быстро проговорила она, подавляя желание просить его остаться и подарить ей еще один поцелуй. Она и в самом деле чувствовала себя гораздо лучше, хотя и старалась не думать о том, что помогло ей больше — то, что она выговорилась наконец, или его поцелуй. Она встала и, когда он последовал ее примеру, повела его назад через кухню во двор.
В вечернем небе низко висел сияющий бледно-желтый диск луны, воздух был напоен тонким стрекотанием цикад.
— Я хочу как можно скорее снова увидеть тебя, — сказал он, касаясь рукой ее щеки.